Тропка вьется вдоль ручья,
прыгает под мостик.
Рядом, что-то бормоча,
маленький матросик,
вытирая тюпку-нос,
запускал кораблик.
"Как зовут тебя, матрос""
"Капитан я, Павлик".
"Извини. Не разглядел.
Это что такое?
Ты - моряк и корабел?
Сам корабль построил?"
"Ну, не то, чтоб очень сам.
Сам пока что не умею".
Дунул ветер в паруса
и поплыл фрегат быстрее.
"Кстати, это бриг, фрегат? -
Парусников много".
"Я спрошу. Подскажет брат.
Знает все Серега".
За корабликом рысцой
поскакал мальчонка.

В парке был июльский зной,
голос Павла звонкий.

Ксилофоня, Дятел
парой нот заладил:
тук-тук-тук и так-так-так -
сочиняет марш чудак.
Белка, листьями шурша,
шепчет прямо в уши
отраженью в луже:
"До чего же хороша!".
Но от песни Дятла
рябь пошла. Обидно.
Белке неприятно -
стало хуже видно.
Дятел в музыке мастак -
барабанит тук-тук-так,
веселит насмешник.
Белка прыгнула в орешник
и сказала: "Дятел,
ты на что талант растратил?
Мы ансамбль создадим
и такого натворим!"
Тук-так - разве не талант?
Клюв у Дятла - музыкант.
Музыкант у Белки зуб.
Он играет хруп-хруп-хруп.
Лес дыханье затаил:
кто же это сочинил?

Прорезается зелень травы
сквозь листвы прошлогоднюю прелость.
Почему-то опять захотелось
на скамеечку возле Пахры.

Безотказно внушают покой
этой речки неспешные воды.
В этот год разболелся я, чтобы
снова встретиться этой весной.

И Пахра заскучала по мне.
Говорят, что её зарябило.
Как и я, вспоминает, что было
за последнюю дюжину лет.

Вот и май на пороге стоит,
скоро встреча у нас состоится.
Ждёт без шика меня общепит
и Пахры цвета тины водица.

Вновь пришла лечебная пора.
Хлебом-солью встретила Пахра.

Пихты пожелтели, располнели.
Были стражи – до полу шинели,
а теперь, как я, вы старики,
мочи нет добраться до реки.

С лесом контактирую балконом,
прочищаю лёгкие озоном.
Помогают в этом мне гроза
и людей звонящих голоса.

Помогают дух Пахры особый,
птичий хор с берёзовой чащобы,
в два обхвата древних ив стволы,
запах свежескошенной травы.

И, конечно, снадобьем мне стали
игры на российском мондиале.

Не могу, хоть умри, сочинять в мондиале –
К телевизору насмерть прикован мой взгляд.
За мячом он шныряет вперёд и назад
И за бутсами тех, кто его запинали.

День за днём, час за часом, как робот, усердно
Голубой я сканирую телеэкран.
То кумир в эпицентре – упорный Иран,
То всем сердцем болею за родственных сербов.

Там сомбреро, там шапка на чёрном фанате.
В мишуре карнавальной бурлит стадион.
Тридцать два государства – почти что ООН!
Ну, а я с чистой шеей в больничной палате.

Ежедневно полпервого жду с беспокойством,
Что кого-то подселят в палату ко мне.
Вдруг футбол для него, как хомут на коне.
Не лечение будет, а просто расстройство.

Я так же, как все, очень зиму люблю.
Во здравие в церкви поставлю ей свечку.
Вот лыжи свои поскорей навострю
и ... с лавочки вспрыгну на печку.

Из всех полюбившихся зимних забав
по мне - на печной поваляться лежанке,
вдыхать ароматы засушенных трав,
парное вкушаЯ из банки.

Ещё по душе мне в окошко смотреть,
с печной не слезая овчинной постели,
на снежную бешенную круговерть,
буранные игры метели.

Нет, Ванька-дурак не настолько уж глуп.
Не плохо на печке устроился парень.
И я подоткну свой овчинный тулуп -
февраль предвесенне-коварен.

Небесный свод накрыл попоной звёздной,
Как покрывалом клетку с попугаем.
От ночи скрыться бы, но поздно.
А будет ли рассвет? Не знаю.

И снова прозябаю в полудрёме.
Часам, минутам счёт давно потерян.
Жду завтра, лёжа будто в коме.
А будет завтра? Не уверен.

Маразм крепчает под дырявом небом.
Мертвенный свет луны мне душу гложет
Навязчиво-тягучим бредом.
А я проснусь? Проснусь, быть может.

Проснусь и вновь опохмелюсь инетом.
В нём виртуал реальности реальней.
И снова стану я поэтом,
Забыв про полусон печальный.

Натяну резиновые чёботы
Грязь осеннюю месить.
Для тебя тружусь, родная, чтобы ты
Не могла безделием корить.

Тучка разжижает хляби дождичком,
Лужи надувают пузыри.
Будто я хлебаю чайной ложечкой
Из лохани жизни. Не жури!

Торопиться незачем и некуда.
Сам себе работу не ищу.
Так и прожил век свой долгий рекрутом,
А теперь сподобился бичу.

Загребаю лужи сапожищами,
И не очень-то спасает плащ.
С алкашами схож я стал и с нищими.
Глаз своих, прохожий, не таращь.

Проходили в школе раньше, помнится,
Вроде как про лишних что ль людей.
Как назло, замучила бессонница
Шумом нескончаемых дождей.

Октябрь занудно плачет
Без видимых причин,
А я живу на даче –
Совсем один.

Свободен от дебатов,
В консенсусе с собой.
В кругу ежей и дятлов
Сплошной покой.

Свободой упиваюсь
От всех сует вдали.
В грехах стихами каюсь:
О, Боже, возлюби!

Бездельничает тело,
Благодаря дождю.
В фужере «Изабелла».
Сижу, цедю..

Исходят вон нуклиды,
Очистив организм.
Преломлены обиды
Сквозь грани призм.

И ссылка уж не в тягость,
И отступило зло.
Глотну нектара малость –
враз рассвело.

И мир совсем не мрачен,
И дождь не так уж сыр,
Да и октябрь не плачет.
Вино – факир!

Промашка у меня случилась с музой,
Но я о том ни капли не тужу.
Спасибо же недолгому союзу
За то, что я поэзии служу.
Даст Бог, кой-что ещё и напишу.

А в чём промашка, спросите, читатель?
Да видит Бог, ума не приложу.
Изрекший прав, что время – испытатель,
А я слепцом во времени брожу
И в нём себя никак не нахожу.

Приходят музы без предупрежденья
И исчезают, не сказав прощай.
А ты скорбишь: исчезло вдохновенье
И в мыслях стал немыслимый раздрай.
Как хочешь, так и сочиняй!

Стихи - рукоделие тоже,
к тому же ещё мудромыслие.
Они с декупажем похожи,
роднит их одно - бескорыстие.

Творят не дельцы, а фанаты.
Доходом им служит внимание.
Людей интерес - им награда,
а труд - неотвязная мания.

Кому-то нужных слов добыча
Сродни добыче радия.
Поэта бич — косноязычье.
Страдает этим братия.

С атеро … как его? — склерозом
Писать — одно страдание:
Стих — искалеченный парезом,
А мысли — заиканием.

И вот словечко вспоминая,
Вскипела википедия.
А что искать, поэт не знает.
Забыл. Опять трагедия (((.
.............
Вот нанесу последний штрих
и успокою ...как их? - нервы.
Рождён был в муках этот стих,
ну как и эти ... что ль? - шедевры.

Сотрясаемый скорбью и плачем портал,
Многоглоточный вопль: «Не оставь нас!»
Это суперпоэт сайт наш в ступор вогнал,
В слёзный, скорбный и траурный пафос.

Нет, не вечно ничто под коварной луной.
Он был первым, на пике и нет его выше.
Ради рейтинга он наплевал на покой,
Наплевал и на качество собственных виршей.

Удалось свою клячу втащить на Парнас.
Наконец-то свершилась мечта идиота.
Чуть живой еле дышит бедняга Пегас,
И наездник бормочет невнятное что-то.

Им не в радость взирать на подножный ландшафт.
Ухайдакана вдрызг альпинизмом скотина.
И поэт уж готов бы вернуться назад,
Но тщеславием глотку сковала ангина.

Неуютно на лысой горе восседать,
Обдуваемым ветрами злых пересудов.
Этот трон для него, как в психушке кровать,
Как мишень для грызущих инет баламутов.

Он ошибку свою только здесь осознал.
«К чёрту рейтинг», - сказал и скатился с Парнаса.
Чтобы память не мучила, бросил портал.
Без друзей, без врагов поживает прекрасно.

Есть на каждом литпортале
комментатор всех и вся.
Он участник всех баталий -
многотрудная стезя.
По следам его комментов
проутюжил весь портал.
Кто-то млел от комплиментов,
кто-то вежливо роптал.
Плохо скрытые восторги
в адрес авторов иных,
тут же каверов подборки
или даже стих на стих.
Некто нежно обожаем,
провоцируя молву,
тут же в "аську" приглашаем
для приватных рандеву.
Для других коммент дежурный,
разговор чтоб поддержать:
стих, мол, чувственный, гламурный -
удовольствие читать.
Есть противники комментов,
отвергают литликбез.
Здесь не только дивидентов,
здесь легко схлопочешь стресс.
Эффективная метода,
безотказный инструмент:
автор нов (иного рода!) -
наготове есть коммент.
Пара строчек, но по шерсти,
покровительственный тон.
Как аванс немного лести
и, считай, в кармане он.
Он польщен и чуть растроган,
шлет свои алаверды,
а ему навстречу слоган
как награда за труды.
Шлют экспромтов вереницы
"комментатор - новичок",
и, глядишь, к концу страницы
автор заглотил крючок.


И я прошел всю дюжину кругов.
С крючка сорвался - был таков.

Покруче есть витии,
писать весь день мне лень.
Ведь я не как другие,
полдюжины чтоб в день.

Да и не в штуках дело,
а мой расчёт простой:
всего лишь я хотел бы,
чтоб был читатель свой.

На сайт наш «птичка» залетела,
И хоть инет к всему привык,
Совсем не женское то дело -
Марать похабщиной язык.

Пришла скандальная особа
С вульгарным пошлым языком.
Теперь, друзья, смотрите в оба,
Хоть вам подобный тип знаком.

Она «по матушке» горазда.
Возжаждав шок-авторитет,
В свой лексикон вставляет часто
От пьяни «дружеский привет».

Совместно с крошками махорки
Налипли стансы на губе.
Она «крутая» понарошку,
И маской ей эмансипе.

Ей пишешь отзывы, рискуя
Торчать обмазанным дерьмом.
Сам виноват: какого черта,
Ведь ты с подобными знаком!

Умна голова, только мыслей сумбур,
от фраз лишь обрывки, лохмотья.
Бессмыслица это? Да нет, чересчур -
нужны пониманью поводья,

Как нужен для шифра таинственный ключ,
метода нужна психиатру.
Тогда осветит понимания луч,
тогда разберёшь эти мантры.

Поэт талантновыврит
убойностихостроф,
загнёт языковыверт,
сплетая в вязослов.

Читатель уховянет,
копая скрытосмысл,
и автора помянет.
Читатель?! - он же шизл.

На флагштоке флаг полощется
в три полоски - КГБ.
Оглашает нашу рощицу
престарелый хит ЛЮБЭ.

Глас затейника: "Да здравствует!"
поднял стаю голубей.
Наш народ сегодня празднует
вновь какой-то юбилей.

И за что сегодня булькаем?
За кого лакаем хрень?
Как вчера, закусим тюльками
и восславим этот день.

Календарь наш этим славится -
отмечаем круглый год.
Так под флагами спивается
православный наш народ.

Осчастливил портал самобытный поэт
Со стихом типа слезной настойки.
От него у меня вдруг засбоил инет,
И башка будто после попойки.

Есть слезинка в стихе у него, как всегда,
Есть и льдинка, росинка, снежинка.
А по сути – все та же вода.
Аж в слезу прошибает картинка.

Вытираю экран от слюней и соплей,
От следов его лживой страницы.
Подставляйте жилетку ему поскорей,
Сердобольные наши девицы.

Я думаю о Вас,
подыскивая слово,
перебирая близкие слова.
Но весь мой лексикон
зациклен словно.
Я думаю ...
От дум распухла голова.

Можешь в дорогу рвануть с утра ты.
Только в заторах завязнув всерьез,
Ты осознаешь масштаб утраты –
Времени жалко до слез.

Врезались, как пароходом в риф, мы.
Прямо из «пробки» попали в затор.
К мату в сердцах подбираю рифмы.
Власти берут на измор.

МКАДой столицу решил объять я,
Но присосался бензиновый спрут,
Да и любимой ГАИ объятья
Просто дышать не дают.

Множит коллекцию взяток – вор он!
Нефтемагнат до сверхприбыли зол.
Ворону глаз не выклюет ворон.
Ставят народ на прикол.

Ты не там меня ищешь,
любимый,
зря таскаешь цветы
на погост.
У тебя за спиною
незримой
я хожу за тобою,
как хвост.
И когда же прямою наводкой
полечу в небеса,
дорогой,
я тебя не оставлю сироткой –
в лучший мир
потащу
за собой.

Метельный учинив разгул,
Заснежив веси, города,
Опять нас всех Восток надул,
Всучив за тигра нам кота.
Изрядно тигр поцарапал
Меня своей когтистой лапой.
Бросал то об стену, то на пол,
То лез мне в душу тихой сапой.
Ушёл! Какая благодать!
Уход его мне благо.
Кот сможет раны зализать,
Хоть он и не собака.
Когда то тут, то там болит,
С котом общаться очень кстати.
Залечит он радикулит
И прочие напасти.
А если он не кот, а кролик,
То проку от него лишь шкурка?
Какая разница, коль хроник,
И жизнь моя, как сивка-бурка.

Поэт для души, а чаще «для дяди» -
Ведь слава и деньги кому не нужны? –
«Изводит единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды».
И прут в антологию вирши томами
Рифмованных звуков и дум ни о чем.
Читатель в словесном копается хламе,
Надеясь столкнуться с «жемчужным зерном».
О вкусах не спорят: в тоскливой истоме
Девица, в девичестве вся перезрев,
Глядишь, с умиленьем запишет в альбоме
Стишок о любовных страданиях дев.
Затейник из клуба для общей потехи
Разыщит куплетик о верности жен.
Начальник с трибуны, отметив успехи,
Продекламирует что-нибудь в тон.
А критик разложит все ямбы по-стопно,
На счетах прикинет хорейный размер
И изречет: -Как свежо! Бесподобно! –
Или: - Опус искусствен и сер.
Печатают оптом баллады, сонеты,
Не ведая будут ли это читать.
Бумага у нас в дефиците, поэты!
Молчали б, раз нечего толком сказать.
Не тешусь мечтой гарцевать на Пегасе
И мысль не лелею залезть на Парнас.
Чем тот фимиам, что курят на Парнасе,
Мне лучше за сорок копеек «Пегас».
Забвенье не страшно за три поколенья –
Зачем власяница столетних могил?
Но честно признаюсь, что страшно забвенье
Того, кому сердце и стих посвятил.

Вымучивал стих.
вдруг в какой-то момент,
как выдохом свечку задуло.
Услышал на лире аккомпанемент –
знать, муза ко мне заглянула.

И сразу же стих
сам звенящей струной
с мелодией слился любовной.
Лирический мой
постоянный герой
Обнял меня с нежностью томной.

Что может быть лучше поэту, когда
ЛГ вместе с музой едины?
И темы, и мысли,
не только слова
лишаются ложной личины.

И льются стихи
откровеньем души
под нежные лиры аккорды.
Не будет грехом,
коль поэт согрешит
С божественной музой,
прекрасной и гордой.

Зачем на горло наступать привычной песне?
Она с моей душой срослась.
Иначе не могу.
Пытаюсь, но хоть тресни -
диктует осень свою власть.

Диктует серым и дождливым непогодьем,
свербящей ржавчиной тоски.
Напару с песней неприкаянными бродим,
верны друг другу и близки.

Мы вместе,
сообща встречаем все невзгоды,
пьём горечь бытия вдвоём.
В миноре писаны и спеты песни ноты.
Так и живём,
так и поём.

Но серость, сырость
и осенний сплин не вечны.
Не разрешим душевный спор.
Зимой, весной и летом скоротечным
услышу песенный мажор.

Опять пишу - вот идиот!
Зачем я голову ломаю?
Пишу, хоть знаю наперёд -
никто не прочитает.
Кому пишу, зачем пишу? - не знаю.

На ленте опусов таких
(чуть лучше и намного хуже)
две сотни в сутки. Сладкий миг,
когда и твой загружен.
Так что же, значит, этот миг мне нужен?

А, может, нужен тот момент,
когда в тщеславном упоенье
хвалебный прочитал коммент,
не испытав сомнений?
Побольше бы вкушать таких мгновений ))).

А завтра где мой труд - мой стих?
В архивах сайтовских он сгинул.
Опять пишу. Типичный псих!
Из слов тяну резину.
Кому пишу, зачем пишу? - в корзину.

Лишь только бросил взгляд
На стих Ваш, понял суть,
что краткость и талант, отнюдь,
в родстве не состоят.
Я в изумлении затих,
увидев этот новый стих.
Да, картина неприглядна,
но и на Солнце тоже пятна.
Прав философически смотрящий:
и это тоже преходяще.
Вся жизнь – корявая мура
словес на бреющем полете.
А мысль рожденная стара.
И пусть – на то мы рифмоплеты.

Да что тут, право горевать?
Мы продолжаем все играть.

Пластом ложатся стих на стих,
пишу их в розницу и оптом.
Уверен, что любой из них
твоим запомнится экспромтом.

Мои стихи не без греха,
а их написано немало.
Питаясь соками стиха,
к ним льнет рыбешка-прилипала.

Чужое облизать готов,
ты - мастер каверов, пародий.
Ведь здесь поболее улов,
хоть и свои кропаешь вроде.

Ассенизаторству сродни,
экспромты едки, метки,
и с желчью собственной они
жрут жадно авторов объедки.

Пародий дождь, "как из ведра",
и ведь они кому-то любы!
Твоей Поэзии пора
отрезать маточные трубы.

Не снятся давненько мне светлые сны,
В которых с улыбкой встречают просторы,
На лицах прохожих сиянье весны
И уху не слышатся ссоры.

Я вечно ищу выход из тупиков
В слепых закоулках глухих коридоров.
Без лиц промелькнут тени там стариков,
Без тел все и без разговоров.

С трудом выбираюсь в колодец двора,
Наткнувшись в потёмках на дверь без запора.
Совсем уж собрался горланить «Ура!»,
Но понял: не выбраться скоро.

Железо ворот и пудовый засов.
И выхода нет здесь, а значит и входа.
Пылищи на дюйм, но не видно следов -
Ни кошек не знал, ни народа.

Я сам понимаю, что выход один –
Вернуться бы в явь мне как можно скорее.
Иначе другой засосёт лабиринт
И выбраться вряд ли сумею.

В гости ты приглашён не для игр и веселья,
не справлять юбилей мой - спонтанно и вдруг.
Приглашён, чтоб отметить моё новоселье,
с ранней юности верный, единственный друг.

Не встречались с тобой уже многие лета.
Оба знали, что дружба подходит к концу.
Согласись, я не плохо смотрюсь на портрете,
только чёрная лента совсем не к лицу.

Вот и встретились мы на печальном погосте.
Он, конечно, не лучшее место для встреч.
Ты пришёл не совсем, а пока только гостем
молча рюмку поднять, в память свечку зажечь.

Тесен новый и вечный приют мой и скромен.
Он в ряду типовых однокомнатных "вилл".
Только прах навсегда будет здесь упокоен,
а душой в высь заоблачную воспарил.

Цветы без запаха и птицы не поют.
И «всяк сюда входящий» шествует понуро.
Здесь время не идёт, здесь вечности приют.
Здесь прошлой жизни след – на мраморе гравюра.

Хоть много лет с печальной даты утекло,
Но боль в груди осталась незажившей раной.
И скоблит душу грех, как битое стекло.
Он заклеймил тот день – последний, окаянный.

Я знаю, мама, грех мне тот не замолить.
От тяжести его не разогнуть мне спину.
На зов твой не пришёл в тот вечер навестить,
А утром … не застал. Ты не простилась с сыном.

Смотрю на даты. Вас намного пережил,
И даже с бабушкой, ещё чуть-чуть, сравняюсь.
Так Бог решил, хоть я немало нагрешил.
И вот сижу у вас и, вспоминая, каюсь.

С надеждою гляжу в заоблачную высь.
Душе, быть может, там пристанище найдётся.
Родители давно сыночка заждались.
Ну что же, скоро вам подвинуться придётся.

Постоянно любовно лелею
неразлучную спутницу - грусть.
Мне, признаться, невесело с нею,
без улыбок живу. Ну и пусть.

За уныния полные годы
растерял всех друзей и подруг.
Я, как пёс неизвестной породы,
потерявший вдруг зрение, слух.

Откололся от своры подобных,
забурел, одичал, оборзел
и рычу на прохожих утробно.
Я от жизни такой озверел!

Мучительней всех испытаний,
Что вынести мне довелось,
Душить в себе спазмы рыданий,
Неметь от не пролитых слез.
И хочешь порой нестерпимо
Поплакаться другу в жилет
На то, что глядишь нелюдимо
На весь легкомысленный свет.
И друг бы терпел поневоле,
Послушав, сказал: - Твою мать!
Зациклился в этой юдоли.
Кончай, старина, раскисать!-
Бессильна, увы, медицина:
Ни друга, ни недруга нет.
И снова глядишь нелюдимо
На весь опостылевший свет.

Неприглядная бурость газонов,
оголённых берёз парад.
Ремонтируют гнёзда вороны.
Это в роще сегодня март.

Словно в ярости солнышко светит
и на детской площадке гвалт.
Старики на аллеях и дети.
Праздный люд развлекает март.

Вдруг нежданно снежком задождило,
дождь заснежил. Народ не рад.
С потемневших аллей будто смыло
майский день – лихорадит март.

Март не терпит зимы попытки
нас и время вернуть назад.
Ей пора собирать пожитки –
восседает на троне март.

Зима с весной играют в салочки,
хоть срок её уже истёк.
А я сижу себе на лавочке,
погожий выловив денёк.

Сижу, грызу коронавирусы.
Останки выплюнув в снежок,
я множу минусы на минусы,
а в плюсе выкидыш-стишок.

Но вот опять погода хмурится,
идёт вчерашняя метель.
Бреду домой с озябшей улицы
сучить словесную кудель.

*
Поманило лето мартовской улыбкой,
дружным половодьем, яркостью небес.
Но зима вернулась приставалой липкой,
и опять заснежен по-февральски лес.

*
Ночью с востока пришёл снегопад.
Всё забелил и, быть может, надолго.
Лесу к лицу этот белый наряд,
Но не доволен остался им март:
Утром опять нужно греть, чтобы сохло.

*
Из-за мартовской спины
Робко выглянул апрель,
прогулялся по земле.
И его в том нет вины,
Что поминки по зиме
Вдруг устроила метель.

*
Зазеленевшие газоны,
Кусты газонов зеленей,
И лишь берёзы непреклонны,
Обнажены до майских дней.
В природе царствует порядок
И соблюдается черёд.
Девиз его и мудр, и краток:
Не лезьте батьки поперёд.

Март сработал за двоих,
отхватив ломоть апреля:
зиму выгнал: - Вон отселя!
И метелям сунул фиг.

Но своим последним днём
он испортил всю картину -
стал тянуть весны резину,
вдруг повеяв ноябрём.

После этих передряг
я ни марту, ни апрелю
ну нисколечко не верю
и в безверии зачах.

Но по-прежнему кричу:
- Поскорее в май хочу!

То ли врёт календарь,
То ли жизнь – бестолковая спешка.
Наисходе февраль,
А плюс три на шкале, как насмешка.

Плач сосулек. Капель
Заплутала, как видно, в сезонах.
Дух весенний, как хмель,
Насыщает нас тестостероном.

Под водой тротуар.
Пешеход, аки посуху, бродом.
На него (вот кошмар!)
Все авто фонтанируют воду.

Значит, ныне зима
Получила депешу с приветом.
Дескать, знаешь сама,
Твоя песня морозная спета.

Господь талантом скупо метит,
Из тысяч выделив одну.
Средь поэтесс красавиц встретить,
Как в полдень разглядеть луну.

Судьба фасадом повернулась,
И мне на редкость повезло –
Подправив возраста сутулость,
Удачным выпала числом.

Как в реверс запустили ролик,
Сместилась вновь земная ось,
Когда в скучище сайта «ОТКЛИК» -
Мне вдруг услышать довелось.

К тому же к ОТКЛИКу в придачу
Нам дан прекрасный его шеф.
При ней ведь каждый из нас мачо
В кругу таких прекрасных дев!

Мне трудно выразить стихами
Признаний благодарных рой,
Любовь, восторг. Чудесной маме
Расти, цвести и … быть собой!

Привычен зуд весенних обострений.
А тут к тому же
Возник синдром последних воскресений –
Я занедужил.

Судьба взбрыкнула на излете срока,
Сказав мне: «Рок лих!»,
И маску сняв оскала рока,
Послала «ОткЛик».

Безмерно рад свалившейся удаче –
Скриплю покуда.
Ведь расхотелось жить на даче,
Вдали от Клуба.

Влечет
В стихи закованное слово.
Подобно чаду,
Родив сей Клуб, им правит Королева
Два года кряду.

Я здесь нашел своей душе обитель:
Искусство – сила!
Благодарю тебя, Руководитель!
Виват, Людмила!

Из лунной обманки ночного покоя
призывно доносится шум поездов.
Но мне не способствует роза ветров
и жизненный статус изгоя.

Под рельсовый стук видеть мир заоконный
хотелось бы мне в одиночку, в купе
и скручивать мысли, как винт по резьбе,
о жизни, что сходна с вагоном.

Сегодня не я пробегаю по жизни -
всё это в прошедшем, пульс жизни притих.
Мелькает она мимо окон моих
в комизме своём и трагизме.

Колёс перестук ностальгией не гложет,
и я - наблюдатель как будто извне.
Гарцую теперь на буланом коне,
весьма на Пегаса похожем.

Бродячий пёс плешив, невзрачен,
от чумки малость кривобок.
— Где разживаешься ты харчем,
где твой ночлежный уголок?

Но бомж молчит, не отвечает,
слезливым поводя бельмом.
Давно уж изгнан он из стаи
и у людей не сыщен дом.

Подходит робок, незамечен,
с немым вопросом, что, мол, дам.
За это рад со мною встречам.
Бредёт за мною по пятам.

— Ну что, бродяга, нелегко нам
тащить поклажу многих лет?
Барбос ответил хриплым стоном.
Я в нём услышал свой ответ.

Прошлись. Уставшие присели —
на лавке я, он рядом с ней.
Вздохнув, друг друга пожалели,
что завтра будет холодней.

Что завтра: солнечно, ненастье?
Гарантии не может дать прогноз.
А коль подумать и сказать всерьёз,
скажу: в неведении счастье.

Нам не доступны планы Бога.
Печали тень не омрачит лица,
когда живёшь, не ведая конца
тебе отпущенного срока.

Асфальт, ты куда заведёшь меня ныне
Запутанной сетью решёток-дорог?
В духмяный зарыться мне хочется стог
И сеном дышать с чабрецом и полынью.

Дитя лабиринта асфальтовой ленты
И узник стеклянно-бетонных светлиц,
Храню аромат деревень и станиц
В подкорке, как прожитых жизней моменты.

Видения только что скошенной нивы,
Просёлок вдоль ёжика жёлтой стерни.
В небесной лазури с чужой стороны
Плывут облаков белоснежные гривы.

Бреду по просёлку, босыми ногами
Взбивая песчаную перхоть земли.
Куда же дороги меня привели?
Похоже, они заодно с облаками.

И снова к асфальту приводит грунтовка.
За маревом слышно шуршание шин.
Мой город в душе моей не сокрушим.
Нет, всё ж я не сельский и не полукровка.

Отбрось о просёлках и пахоте мысли.
Итог моих странствий, увы, предрешён.
Ходить по асфальту всю жизнь обречён.
Не я выбираю дороги по жизни.

Не пишется и не читается.
Былое со мною прощается,
И я с ним прощаюсь, навек.
Прощаюсь и не в чем мне каяться,
Ведь в жизни чего не случается.
В ней всё и всегда повторяется,
И нами кружИт она, как велотрек.

Забавная штука – символика.
В ней правды лишь малая толика -
Преломлена гранями призм.
Игра наподобие ролика
Про злого удава и кролика.
Игра трагедийна до коликов.
Вдруг бац и конец! Реализм.

Уж если суждено быть осуждённым,
То (будет пусть не по вине)
Я попрошу приют уединённый,
Ведь одиночка – то, что надо мне.

И наказанье станет мне наградой.
В ограде серых голых стен
Кусочек зарешеченной триады:
Мельканье лиц, нужда и быта тлен.

Поверь, я не нуждаюсь в оправданье,
Не претендую на УДО.
Устал от этой жизни – поля брани.
Здесь отдохну я ОТ и ДО.

Давно не слагаются нежные песни -
исчерпан вопрос, мотив позабыт.
Любовь умерла и уже не воскреснет.
Ударом копыт размозжил её быт.

Крамольная мысль посещает всё чаще:
«а был ли ребёнок?» Кто разберёт?
Вначале была даже мёда послаще,
но позже поймёшь, что липовый мёд.

Быть может, всего лишь её обозначил?
Положено так. Всё как у людей.
А если б не так, как у всех, а иначе?
И жизнью бы жил не «всех», а своей?

Заранее знал бы и если бы ведал,
По жизни тропу не так бы торил.
Другие бы взгляды, оценки и кредо.
Быть может, совсем не так бы любил.

Любил по-другому? А есть варианты?
Вопрос не из лёгких, мучит давно.
Любовь, говорят, понимают таланты,
А мне понимать сие не дано.

Не грешу на Судьбу свою.
Сам себе я её слепил.
Каждый день мой - штрафбат в бою,
каждый год - ветхий мост без перил.

В этот раз пронесло, живи.
И в азарте игры наган
предлагает опять: - Крути,
подставляясь Судьбе, барабан.

Всё равно мы живём в кредит.
Каждый взнос - барабанный шаг.
Ведь удача того лишь чтит,
кто с улыбкой живёт на устах.

Душе любезный Автор,
Твой стих, как аллигатор,
Читатель же – лирический Самсон,
Восторга испуская стон,
его терзает на цитаты,
Что значит жить ему века.
А критики, журя слегка,
Быть современниками рады.

Творцы не жалуют инета -
"шедевры", "перлы" там навалом.
Смешон, кто мнит себя поэтом,
Рифмуя строки на порталах.

Так кто ж мы, если не поэты?
Ну, рифмоплеты - это точно.
Тщеславием слегка задеты,
Запали в комп, как в круг порочный.

Рискну. Быть может, и сумею.
Поправят, если где неправ я,
Классификацией своею
Коллег на классы разделяя.

Итак, класс первый - графоманы.
Синдром, известный психиатрам.
Незаживающие раны
В стихах, как музыка за кадром.

Второй класс - чатники, общага.
Здесь демократии раздольней.
Для безлимитных просто благо -
Общайся, в рифму-то прикольней.

А третий класс назвал: хоббисты,
А можно кликать игрунами.
Средь них былые кроссвордисты,
Играть привыкшие словами.

Для них стишок - словес подборка.
Ну, чтоб по смыслу и размерам
И чтобы буквы были впору,
Плюс рифма - это первым делом!

Быть может, список укорочен
И есть другие варианты?
Ваш голос здесь полезен очень,
Мои коллеги и таланты.

Сотворяя стрижку,
Осень сквер обрила.
Лунную коврижку
Облачко прикрыло.
Желтизной чуть брезжит
Свет далёких ламп.
Мистицизмом тешит
Готики эстамп.

Через гладь асфальта
Лес чернеет крепом.
Он, лишившись скальпа,
В облике нелепом
Царства Берендея
После саранчи.
И в испуге: - Где я?! –
Чревоглас кричит.


Лунный серп прорезал
В облаках окошко,
И завыл облезлый
Страж ночи – бульдожка.
По аллее сквера
Учащаю шаг.
Дышит в спину скверна,
След мой топчет страх.

Только стукнет сорок пять -
пересортица.
Место лучше не терять -
безработица.
Профсоюз тебе не сват
и парткомы кончены.
Коль не мат ещё, так пат -
сгинешь на обочине.

Пенсиона злой удел.
Руки в дело просятся,
но остался не у дел -
безработица.
Раз уж ты не академик,
то без сожаления
мимо жизни, мимо денег -
в поселение.

Людям всё наобещали,
но как водится
почему-то обнищали -
безработица.
Возмущайся хоть до гланд,
жри одни пельмени.
Есть у нас один гарант,
так ему до фени.

Актёришки, фигляры мы
на жизненных подмостках.
Недугом недоростков -
всю жизнь тщеславием больны.

Сценарий писан всем один,
рисован под копирку.
За куклу, за квартирку
от детских ясель до седин

Рабы мы суеты сует,
сжигающей нас страсти.
Нет в нашей жизни счастья,
раз есть у них, у нас же нет.

За чин, за вымпел, за значок
мы лезем вон из кожи.
За степень даже можем
простить сопернику плевок.

Заветы, якобы, блюдя,
утрёмся, всё прощая,
не ощущая края,
тщеславия и фарта для.

Наступило ночное затишье.
Апельсиновый свет фонарей
тонет в белой курчавости вишен,
в снежном пухе седых тополей.

Во дворе автокемпинг уснувший
отражает мерцание звёзд.
Лунный серп, как от флюса распухший.
"Мерс" под ним. Я - без сна и тверёз.

Всюду майское буйство природы,
пахнет клейкий берёзовый лист.
Я сижу и жую бутерброды -
вызов ждёт "командирский" таксист.

Три часа за рулём покемарю
и вперёд - там клиент-пассажир.
среди VIPов встречаются твари,
но молчу - я таксист, "командир".

Ныне
индифферентности недостаёт
в нашей жизни истрёпанных нервов.
Постоянно воюем мы,
как Дон Кихот,
против мельниц,
во здравие стерхов.

С напускным безразличием
нам бы взирать
на дерьмо,
в коем мы по колени.
Нет, нас мельничный скрип раздражает.
Опять
мы воюем в безудержном рвение.

Что за чёртова натура?!
Притащиться в гости в ночь!
Или эта муза - дура,
или тщится мне помочь?

До чего ж навязчив сервис ,
хоть снотворное глотай!
Предлагает в Лондон бЕз виз,
дескать, там поэтам рай.

Там Шекспир – такие страсти!
Байрон там – любовь и бунт.
Что ни шаг, по-русски «Здрасте».
Строчка каждая за фунт!

Пива там – нажрись от пуза –
через дом, пожалте, паб..
Стоп! Не то мне шепчешь, муза.
Мне сегодня не до баб.

Мне бы сладко спать ночами,
без биг бенов, пикадиль.
Лучше б мне, как всем, в Майами –
океан, стихи и штиль.

К облакам небоскрёбы стремятся и выше,
создавая препятствия для вертолётов.
Их смущают огни на заоблачных крышах -
путеводные вехи пилотов.

Обозначен огнями маршрут их к глиссадам,
в Шереметьево чтоб прилететь и не сбиться.
Вертолётчикам же их полёт, словно слалом,
и они уподобились птицам.

Да и сами они - винтокрылые птицы -
суетятся, шумят наподобие гномов.
И мелькают испуганных жителей лица
в окнах выросших здесь небоскрёбов.

Пахра струится вкрадчиво
И тишина окрест.
Здесь на меня потрачено
Изрядно койкомест.

Сестрицы обходительны,
Врач – лекарь и остряк.
А я уже не мнительный ,
Недуги все – пустяк.

Лекарство в вену капает,
А я рожаю стих.
Живу здесь тихой сапою,
А дома – сущий псих.

Невидимым течением
Пахра мне корвалол,
Спасёт от ожирения
Десятый скудный стол.

Здесь даже лучше пишется.
Хоть пару раз в году
С компьютером не вижусь я,
Ведь с ним я, как в бреду.