Ищите женщину

Он юным был и был влюблен,
Влюблен, безудержно ревнуя,
И, как гарантом, заклеймен
Печатью жгучей поцелуя.
Всегда случается впервые –
Любви никто не избежал.
И ревности минуты злые,
Когда все рушится – обвал!

Его избранница – скрипач.
Пока что учится, конечно.
А он в стихах рифмует плачь
Своей избраннице сердечной.
Сен-Санса милая улыбка.
Многозначительный дуэт,
В котором музой его – скрипка,
Виолончель же он – поэт …

По каплям в прошлое скользя,
Любовь сама от жара тает.
Мертворожденное дитя
Стихи теперь напоминают.
Их парадокс смешон и страшен:
Любовь не удалось сберечь,
Ему разлуки стали краше,
Милее даже редких встреч.

Исчезла ухажеров рать,
И вдохновенья нет. Вот горе!
Не стал он музу ревновать,
И сразу кончилась love story.
А он мозгами пораскинул,
В стихах его откуда боль?
Любовь поэзии не стимул,
Играет ревность эту роль.

Помню, Ева и Адам
Только фрукты жрали,
Продовольственных программ
Слыхом не слыхали.
Из хмельных ни капли в рот,
Мяса нет в диете.
Выпьют яблочный компот
И … родятся дети.
Ну а дети – что с них взять! –
Родились с пороком –
Стали фрукты запивать
Материнским соком.
А потомки все жадней:
Распахали ниву,
Завели коров, свиней,
Пристрастились к пиву,
Медовухой и икрой
Потакают брюху,
На десерт разок-другой
Т...нут молодуху.
Захмелел, зажрался мир
И погряз в разврате.
Не житье, а буйный пир
Кстати и не кстати.

Не ношу я светофильтры,
От людей не прячу глаз.
Пусть читаются, как титры -
В них все мысли без прикрас.
Это вовсе не пугает,
Ибо черных мыслей нет.

О тебе, как рыбок стая,
Мысль оставила свой след.

Он юным был и был влюблен,
Влюблен, безудержно ревнуя,
И, как гарантом, заклеймен
Печатью жгучей поцелуя.
Всегда случается впервые –
Любви никто не избежал.
И ревности минуты злые,
Когда все рушится – обвал!

Его избранница – скрипач.
Пока что учится, конечно.
А он в стихах рифмует плачь
Своей избраннице сердечной.
Сен-Санса милая улыбка.
Многозначительный дуэт,
В котором музой его – скрипка,
Виолончель же он – поэт …

По каплям в прошлое скользя,
Любовь сама от жара тает.
Мертворожденное дитя
Стихи теперь напоминают.
Их парадокс смешон и страшен:
Любовь не удалось сберечь,
Ему разлуки стали краше,
Милее даже редких встреч.

Исчезла ухажеров рать,
И вдохновенья нет. Вот горе!
Не стал он музу ревновать,
И сразу кончилась love story.
А он мозгами пораскинул,
В стихах его откуда боль?
Любовь поэзии не стимул,
Играет ревность эту роль.

1.
Одинок и величав,
Строя мир упрямо,
По подобию скучав,
Бог слепил Адама.
Век за веком – тот один,
Ни души в округе.
Так он дожил до седин,
Мысля о подруге.
Все о ней, о ней одной
Сердцем истомился.
Тут-то вместе с сединой
Бес в ребро вселился.
Где он раньше пребывал
Знать совсем не надо.
Может Дьявол бомжевал
На задворках Ада,
Может он посредством чар
Чертовой путаны,
Не боясь Господних кар,
Вызнал Божьи планы.
Здесь история молчит -
Может так и эдак.
Факт, что Бес в ребре сидит
У людей, не редок.
Кто гораздый до добра,
Тот «не имет сраму»:
Из Адамова ребра
Бог сварганил даму.
Дьявол тут же поимел
Штаб-квартиру в деве
И чертям всем повелел
Подчиняться Еве.
И вершит доныне суд
Женщин повеленье.
Они – дьявольский сосуд,
Господа творенье.

2.
Помню, Ева и Адам
Только фрукты жрали,
Продовольственных программ
Слыхом не слыхали.
Из хмельных ни капли в рот,
Мяса нет в диете.
Выпьют яблочный компот
И … родятся дети.
Ну а дети – что с них взять! –
Родились с пороком –
Стали фрукты запивать
Материнским соком.
А потомки все жадней:
Распахали ниву,
Завели коров, свиней,
Пристрастились к пиву,
Медовухой и икрой
Потакают брюху,
На десерт разок-другой
Т...нут молодуху.
Захмелел, зажрался мир
И погряз в разврате.
Не житье, а буйный пир
Кстати и не кстати.

Не жизнь, сплошная мистика!
Похоже, мне кранты,
ведь сердце, как и физика,
не терпит пустоты.

Предстала музой дама N,
затмила прежних муз.
Былое превратилось в тлен,
как пуси райт сменил Шопен.
И сразу вверх задрался ус.

На фарт надеялся не зря,
не зря везунчиком зовут.
Мне указал Господь маршрут
и как же повезло мне тут!
Поймал я в небе журавля

и с птичкой вылетел в астрал.
Я сам как-будто окрылён
и будто вижу вещий сон:
я влип, увяз, попал в полон,
а в нём, что доктор прописал.

Я абрис Ваш ласкаю взором
(увы, мне больше не дано),
а он, как терпкое вино,
пьянит меня любовным вздором.

Любуюсь дивною картиной -
большого мастера шедевр.
В глазу моём задёргал нерв
бес, подмывая чертовщиной.

Как кролик, подчиняюсь взгляду,
к удаву в пасть меня влечёт.
Сомнамбулой подплыл. О, чёрт,
моя подружка по детсаду!

Всего-то лишь седьмой десяток
пошёл с тех пор, но Боже мой,
подружка, "личико открой!",
а то ведь я на абрис падок.

Постой, достаточно, не надо,
давай подальше отойду
и буду в сладостном бреду
смотреть с позиции детсада.

Женщина непредсказуема,
как ротвейлер:
то просит ласки, трётся об ногу,
то будто бы поменялся ветер
и лучше её не трогать.

Сканирует глаз ледяных прищуром,
ищет место, куда побольнее.
Проткнёт, как баранину
словом-шампуром,
затопчет,
как конный патриций плебея.

Закрутит, завертит,
как линией Мёбиус,
и выкрутит так, что опять ты неправ.
Не рассчитать,
куда припланетится Фобос,
не предсказать,
что выкинет женщины нрав.

Не любил никого, никогда.
Не сподобил Господь этим чувством.
А влюблённость - и счастье ему, и беда,
и страдает он ею искусно.
С кем сегодня своё одиночество
он использует шанс разделить?
Не известны её пусть ни имя, ни отчество.
Только бы подкормить ненасыть.

Для него сексуальный объект
чуть не каждая встречная женщина.
Лишь владела б она детородностью лет,
ну и формами щедро очерчена.
Веры нет, истощилась Надежда
в тщетных муках Любовь обрести.
Но в любви он всё так же профан и невежда.
К ней ему не известны пути.

Писать стихи на спор, на «интерес» -
Занятие, скажу вам, благодарное.
Весьма заметен творческий прогресс,
Коль визави – дивчина гарная.

Уж тут, поверьте, в доску расшибусь.
Свой выигрыш смакую я заранее.
Да я, божусь, за Люсь, Марусь и Дусь
Талант свой брошу на заклание!

И вот неделю, каждый будний день
Пишу ей стих на заданную тему.
Причём, пишу не в рифму дребедень,
блюдя классические схемы.

К концу недели воспылал азарт.
На визави смотрю я с вожделением.
Её же заволакивает взгляд
От счастья с гением общения.

А в пятницу был подведён итог.
Консенсус есть, желания совпали.
Викенд. Природа, лес и … эпилог –
Расплаты ночь на сеновале.

Открою блокнот свой. Он девственно чист -
в кладовке лежал позабытым.
Нашёлся. Корявым петитом
катрен за катреном ложатся на лист.

Не стоит марать белоснежную гладь,
запачкав её письменами.
Останется всё между нами.
Зачем диалог наш кому-то читать?

Людей пересуды и зависти вонь,
как рашпиль, пройдутся по чувствам.
Я лучше скажу тебе устно,
а всё, что написано, брошу в огонь.

Зачем дневники, мемуары? Досье
сослужит недобрую службу:
предстанешь, как голый, в постыдной красе,
усевшийся в грязную лужу.

Увлекся я одной блондинкой.
Увы, не виден ей в упор.
Ее стихами и картинкой
добьюсь судьбе наперекор.
Подход давно уж отработан
и применен мной не впервой.
Вот, исходя соленым потом,
качаю бицепс день-деньской.
Я стал «красавчег ниподецки»,
к ее ланитам так и рвусь
(сказал бы я здесь по простецки,
но модераторов боюсь).
Играю бицепсом и прессом,
хочу услышать ее «ДА».
Пред ней на цирлах мелким бесом.
Она же смотрит не туда.

Теперь я снадобья глотаю,
и уж в ребре резвится бес.
Голодным взглядом провожаю
чужих (везет же кой-кому!) невест.
Скачу за юбками галопом,
Я не смеюсь уже, а ржу.
Всех кобылиц бы мне, да скопом –
Боюсь в руках не удержу.
Ведь, с ними рядышком пасутся
Гиппопотамы и слоны.
Когда в доверие вотрутся,
Смешны им станут скакуны.
Свою каурку донимаю.
Уж в мыле вся, но вот беда:
хотя почти не умолкаю,
блондинка смотрит не туда.

Решил я проследить за взглядом –
уперся он на Карадаг.
- Так может Вам пейзажик надо?
Но слышу нежненькое : - ...АХ.
И тут меня вдруг осенило,
простой догадкою пленя:
глаза ее перекосило
от лицезрения меня.
Таланты все в одном флаконе
(не разгадает Парфюмер):
стихи, картины, мышцы, кони.
А экстерьер! А интерьер!

Поздняя осень. Палата больничная.
Многообразие медпроцедур.
А за окошком погода приличная,
Солнышко изредка смотрит вприщур.
Только некстати недуги —
В путах и ноги, и руки.


Встретились. Время, конечно, не лучшее,
Место не лучшее здесь для знакомств.
Стимулов нет и простейших удобств,
Но завлекло наших душ однозвучие,
Наших надежд и влечений,
Жажда чудесных мгновений.

Дни семицветьем раскрасила радуга,
Стрелки быстрей циферблат закружил.
Нет, доктора, я свой век не дожил,
Я задержусь ещё, может быть, надолго.
Стоит пожить ради встречи,
Пусть доктора меня лечат.

Встретились. Солнечный лучик прорезался.
Это в соседней палате лежит
Нужный всегда витамин для души.
Что-то я, братцы, немного разнежился.
Встретились и разбежались,
Воспоминанья остались.

Не жизнь, сплошная мистика!
Похоже, мне кранты,
ведь сердце, как и физика,
не терпит пустоты.

Предстала музой дама N,
затмила прежних муз.
Былое превратилось в тлен,
как пуси райт сменил Шопен.
И сразу вверх задрался ус.

На фарт надеялся не зря,
не зря везунчиком зовут.
Мне указал Господь маршрут
и как же повезло мне тут!
Поймал я в небе журавля

и с птичкой вылетел в астрал.
Я сам как-будто окрылён
и будто вижу вещий сон:
я влип, увяз, попал в полон,
а в нём, что доктор прописал.

Женщина непредсказуема,
как ротвейлер:
то просит ласки, трётся об ногу,
то будто бы поменялся ветер
и лучше её не трогать.

Сканирует глаз ледяных прищуром,
ищет место, куда побольнее.
Проткнёт, как баранину
словом-шампуром,
затопчет,
как конный патриций плебея.

Закрутит, завертит,
как линией Мёбиус,
и выкрутит так, что опять ты неправ.
Не рассчитать,
куда припланетится Фобос,
не предсказать,
что выкинет женщины нрав.

Он юным был и был влюблен,
Влюблен, безудержно ревнуя,
И, как гарантом, заклеймен
Печатью жгучей поцелуя.
Всегда случается впервые –
Любви никто не избежал.
И ревности минуты злые,
Когда все рушится – обвал!

Его избранница – скрипач.
Пока что учится, конечно.
А он в стихах рифмует плачь
Своей избраннице сердечной.
Сен-Санса милая улыбка.
Многозначительный дуэт,
В котором музой его – скрипка,
Виолончель же он – поэт …

По каплям в прошлое скользя,
Любовь сама от жара тает.
Мертворожденное дитя
Стихи теперь напоминают.
Их парадокс смешон и страшен:
Любовь не удалось сберечь,
Ему разлуки стали краше,
Милее даже редких встреч.

Исчезла ухажеров рать,
И вдохновенья нет. Вот горе!
Не стал он музу ревновать,
И сразу кончилась love story.
А он мозгами пораскинул,
В стихах его откуда боль?
Любовь поэзии не стимул,
Играет ревность эту роль.

Куда же ты ушла, скажи на милость?
Пропала без следа, как сон.
Так может, не было тебя, приснилась?
И я был в грёзы погружён?

Ох эти сны, ночное наважденье!
Кто сценарист, кто режиссёр?
Она со мной, но лишь до пробужденья,
а я — трагический актёр.

Всегда, увы, плохой герой-любовник.
Со снами вечно не в ладу.
Не верю я ни в звёзды и ни в сонник.
Я наяву тебя найду.

Не будет сна ночами — снов не станет.
Взамен поэзии угар.
Послал же мне Господь, как в наказанье,
ночного стихоплётства дар.

С детства влюбчивость натуры
Не давала мне покоя.
Для кого девчонки – дуры,
Для меня – совсем другое.
Для меня они как будто
Инопланетяне.
Любопытство и либидо
Просто душу тянет.

На гулянки не ходили
И поврозь науку грызли,
Не дружили, не любили,
У меня ж о них все мысли.
Со двора не интересны
Пресные соседки.
Вот на улице соседней
Девочки-конфетки!

Днём и ночью головёнка
Только феями забита.
За девчонкою девчонку
Предлагает мне либидо.
До сих пор живу под игом
Этой сладкой страсти.
Не избавиться до смерти
От всесильной власти.

Открою блокнот свой. Он девственно чист -
в кладовке лежал позабытым.
Нашёлся. Корявым петитом
катрен за катреном ложатся на лист.

Не стоит марать белоснежную гладь,
запачкав её письменами.
Останется всё между нами.
Зачем диалог наш кому-то читать?

Людей пересуды и зависти вонь,
как рашпиль, пройдутся по чувствам.
Я лучше скажу тебе устно,
а всё, что написано, брошу в огонь.

Зачем дневники, мемуары? Досье
сослужит недобрую службу:
предстанешь, как голый, в постыдной красе,
усевшийся в грязную лужу.

Душа поёт.
Давненько не бывало,
чтоб ночь искрилась в солнечных лучах,
и чтобы радость вытеснила страх -
страх одиночества.
Душа устала.

Теперь поёт
под ритмы вальса, марша,
и в ней опять романтика бурлит.
И снова дорог стал знакомый вид:
Волконский в танце закружил Наташу.

Наташа?!
О, какое совпаденье!
Судьба этапный замыкает круг.
На вираже его явился друг
и нет счастливее мгновенья!

Я слыхал про старость. Страшны прорицанья!
Б.Пастернак

Ну как мне с возрастом смириться
И жить, сообразуясь с ним?
И жить теперь не в темпе блица –
Стелясь по ветру, словно дым.

Мудры, кто «возрасту покорны».
Ушла желаний пустота,
Звучит мелодия валторны,
Гобоем вторят ей лета.

Пыл страсти мудростью стреножен,
Коль не изжит уже совсем.
У них, скажу я вам, похоже,
Что в жизни не осталось тем.

А мне как с возрастом смириться,
Уняв негаснущий азарт
И пух отряхивая с рыльца,
Совсем как сорок лет назад?

И жизнь идет, как и дотоле,
Листая многотомье лет.
«Я Вам пишу. Чего же боле?».
Мне очень важен Ваш ответ.

Нет, я годами не стреножен,
Но стал от возраста раним.
Я буду во сто крат моложе,
В ответ услышав, что любим.

Года морщинами резвятся,
«мешками» блеск пригашен глаз,
Но темы новые родятся –
Все ради Вас и все для Вас!

Увлекся я одной блондинкой.
Увы, не виден ей в упор.
Ее стихами и картинкой
добьюсь судьбе наперекор.
Подход давно уж отработан
и применен мной не впервой.
Вот, исходя соленым потом,
качаю бицепс день-деньской.
Я стал «красавчег ниподецки»,
к ее ланитам так и рвусь
(сказал бы я здесь по простецки,
но модераторов боюсь).
Играю бицепсом и прессом,
хочу услышать ее «ДА».
Пред ней на цирлах мелким бесом.
Она же смотрит не туда.

Теперь я снадобья глотаю,
и уж в ребре резвится бес.
Голодным взглядом провожаю
чужих (везет же кой-кому!) невест.
Скачу за юбками галопом,
Я не смеюсь уже, а ржу.
Всех кобылиц бы мне, да скопом –
Боюсь в руках не удержу.
Ведь, с ними рядышком пасутся
Гиппопотамы и слоны.
Когда в доверие вотрутся,
Смешны им станут скакуны.
Свою каурку донимаю.
Уж в мыле вся, но вот беда:
хотя почти не умолкаю,
блондинка смотрит не туда.

Решил я проследить за взглядом –
уперся он на Карадаг.
- Так может Вам пейзажик надо?
Но слышу нежненькое : - ...АХ.
И тут меня вдруг осенило,
простой догадкою пленя:
глаза ее перекосило
от лицезрения меня.
Таланты все в одном флаконе
(не разгадает Парфюмер):
стихи, картины, мышцы, кони.
А экстерьер! А интерьер!

У неё крутые бёдра,
разрывает блузку грудь.
недоступно, важно, гордо
через взгляды торит путь.

Заглядение девица.
Породниться всяк готов.
Перекашивает лица
всех парней и мужиков.

Да, все женщины богини -
понял это в десять лет.
Постарел, но и поныне
взглядом провожаю вслед.

Помню, Ева и Адам
Только фрукты жрали,
Продовольственных программ
Слыхом не слыхали.
Из хмельных ни капли в рот,
Мяса нет в диете.
Выпьют яблочный компот
И … родятся дети.
Ну а дети – что с них взять! –
Родились с пороком –
Стали фрукты запивать
Материнским соком.
А потомки все жадней:
Распахали ниву,
Завели коров, свиней,
Пристрастились к пиву,
Медовухой и икрой
Потакают брюху,
На десерт разок-другой
Т...нут молодуху.
Захмелел, зажрался мир
И погряз в разврате.
Не житье, а буйный пир
Кстати и не кстати.

Он юным был и был влюблен,
Влюблен, безудержно ревнуя,
И, как гарантом, заклеймен
Печатью жгучей поцелуя.
Всегда случается впервые –
Любви никто не избежал.
И ревности минуты злые,
Когда все рушится – обвал!

Его избранница – скрипач.
Пока что учится, конечно.
А он в стихах рифмует плачь
Своей избраннице сердечной.
Сен-Санса милая улыбка.
Многозначительный дуэт,
В котором музой его – скрипка,
Виолончель же он – поэт …

По каплям в прошлое скользя,
Любовь сама от жара тает.
Мертворожденное дитя
Стихи теперь напоминают.
Их парадокс смешон и страшен:
Любовь не удалось сберечь,
Ему разлуки стали краше,
Милее даже редких встреч.

Исчезла ухажеров рать,
И вдохновенья нет. Вот горе!
Не стал он музу ревновать,
И сразу кончилась love story.
А он мозгами пораскинул,
В стихах его откуда боль?
Любовь поэзии не стимул,
Играет ревность эту роль.

Одинок и величав,
Строя мир упрямо,
По подобию скучав,
Бог слепил Адама.
Век за веком – тот один,
Ни души в округе.
Так он дожил до седин,
Мысля о подруге.
Все о ней, о ней одной
Сердцем истомился.
Тут-то вместе с сединой
Бес в ребро вселился.
Где он раньше пребывал
Знать совсем не надо.
Может Дьявол бомжевал
На задворках Ада,
Может он посредством чар
Чертовой путаны,
Не боясь Господних кар,
Вызнал Божьи планы.
Здесь история молчит -
Может так и эдак.
Факт, что Бес в ребре сидит
У людей, не редок.
Кто гораздый до добра,
Тот «не имет сраму»:
Из Адамова ребра
Бог сварганил даму.
Дьявол тут же поимел
Штаб-квартиру в деве
И чертям всем повелел
Подчиняться Еве.
И вершит доныне суд
Женщин повеленье.
Они – дьявольский сосуд,
Господа творенье.

Поздняя осень. Палата больничная.
Многообразие медпроцедур.
А за окошком погода приличная,
Солнышко изредка смотрит вприщур.
Только не кстати недуги —
В путах и ноги, и руки.

Встретились. Время, конечно, не лучшее,
Место не лучшее здесь для знакомств.
Стимулов нет и простейших удобств,
Но завлекло наших душ однозвучие,
Наших надежд и влечений,
Жажда чудесных мгновений.

Дни семицветьем раскрасила радуга,
Стрелки быстрей циферблат закружил.
Нет, доктора, я свой век не дожил,
Я задержусь ещё, может быть, надолго.
Стоит пожить ради встречи,
Пусть доктора меня лечат.

Встретились. Солнечный лучик прорезался.
Это в соседней палате лежит
Нужный всегда витамин для души.
Что-то я, братцы, немного разнежился.
Встретились и разбежались,
Воспоминанья остались.

В этот день промашка вышла с порцией,
вот и брякнул я про даму N.
Через край, знать, брызнули эмоции.
Я без них - могила, джентльмен.

Иногда случаются обмолвки -
из меня вдруг выскочит секрет.
Не болтун я, иногда неловкий,
да и то, когда удержу нет.

Стих о ней опять пишу без устали.
Пригубил для храбрости бокал.
Чую, что не совладать мне с чувствами.
Снова я эмоций не сдержал.

Вёл всю ночь я с дамой N беседу -
хоть и плохонький, но всё ж поэт!
Пусть в стихе, но одержал победу.
Так без сна я встретил с ней рассвет.

Встреча состоялась на обочине.
Ждёт бомбил она, а их всё нет.
Вспомнил ночь и грустно стало очень мне.
На день свой отдал велосипед.

Наконец-то привалило счастье!
Мне впервые в жизни повезло,
и теперь в порыве сладострастья
я целую велика седло.

Не жизнь, сплошная мистика!
Похоже, мне кранты,
ведь сердце, как и физика,
не терпит пустоты.

Предстала музой дама N,
затмила прежних муз.
Былое превратилось в тлен,
как пуси райт сменил Шопен.
И сразу вверх задрался ус.

На фарт надеялся не зря,
не зря везунчиком зовут.
Мне указал Господь маршрут
и как же повезло мне тут!
Поймал я в небе журавля

и с птичкой вылетел в астрал.
Я сам как-будто окрылён
и будто вижу вещий сон:
я влип, увяз, попал в полон,
а в нём, что доктор прописал.

Меня преследует злой рок,
Пытая пагубною страстью,
Хотя давал не раз зарок.
И вот опять иду ва-банк,
Пленившись трефовою мастью.
Вернулось все, как бумеранг –
Горю в аду, купаюсь в счастье.

Поставив все на даму треф,
Не вижу выигрыш в финале,
Но не согреешься, истлев.
И мушкетерской чести знак
Пленяет в карточном угаре.
Ты – яркий свет, ты – бездны мрак,
Ты – бог, ты – капелька кураре.

Я пью тебя, не видя дна,
Желаний жажду утоляя.
Хочу испить судьбу сполна.
Когда в последний мой глоток,
Коварной верностью пленяя,
Скатится яда янтарек,
Я проглочу, благословляя.

Я абрис Ваш ласкаю взором
(увы, мне больше не дано),
а он, как терпкое вино,
пьянит меня любовным вздором.

Любуюсь дивною картиной -
большого мастера шедевр.
В глазу моём задёргал нерв
бес, подмывая чертовщиной.

Как кролик, подчиняюсь взгляду,
к удаву в пасть меня влечёт.
Сомнамбулой подплыл. О, чёрт,
моя подружка по детсаду!

Всего-то лишь седьмой десяток
пошёл с тех пор, но Боже мой,
подружка, "личико открой!",
а то ведь я на абрис падок.

Постой, достаточно, не надо,
давай подальше отойду
и буду в сладостном бреду
смотреть с позиции детсада.

Женщина непредсказуема,
как ротвейлер:
то просит ласки, трётся об ногу,
то будто бы поменялся ветер
и лучше её не трогать.

Сканирует глаз ледяных прищуром,
ищет место, куда побольнее.
Проткнёт, как баранину
словом-шампуром,
затопчет,
как конный патриций плебея.

Закрутит, завертит,
как линией Мёбиус,
и выкрутит так, что опять ты неправ.
Не рассчитать,
куда припланетится Фобос,
не предсказать,
что выкинет женщины нрав.

На е4 ход с5 и партия пошла,
сменяя поддавки гамбитом.
То вроде как зевком грешна,
вдруг комбинация кульбитом,
и вот уж царствует ОНА,
разгромный эндшпиль предвкушая.
Из пешки делает слона,
умело ревность разжигая.

Партнеру не до проходной,
звенит натянутой струной.

Куда же ты ушла, скажи на милость?
Пропала без следа, как сон.
Так может, не было тебя, приснилась?
И я был в грёзы погружён?

Ох эти сны, ночное наважденье!
Кто сценарист, кто режиссёр?
Она со мной, но лишь до пробужденья,
а я — трагический актёр.

Всегда, увы, плохой герой-любовник.
Со снами вечно не в ладу.
Не верю я ни в звёзды и ни в сонник.
Я наяву тебя найду.

Не будет сна ночами — снов не станет.
Взамен поэзии угар.
Послал же мне Господь, как в наказанье,
ночного стихоплётства дар.

Я перед образом стою
И ковыряю свою совесть.
В грехах погряз, не быть в раю,
В аду мне искупать греховность.

Так что ж я в жизни натворил,
За что мне Божия немилость?
Не крал, не пил и не курил
И тесты проходил «на вшивость».

А, вспомнил: карма не чиста.
Укором мне на этом свете
Шестая заповедь Христа
И пятый пункт в моей анкете.

Грехи бы отмолить я рад,
Да только кара будет лишней:
За пунктик папа виноват,
Ну а за заповедь – Всевышний.

Ведь это ОН создал ЕЕ,
Ребро оттяпав у Адама.
С тех пор страдает мужичье,
Коль жизнь у них – грехи и драма.

По ночам сны мои чередуются с явью.
В полусонном бреду с правдой слился обман.
Будто слышу давно позабытое "лав ю",
выдыхая в ответ: "Ты сегодня шарман!"

На часах ускоряют вращение стрелки,
словно весь циферблат поделив на двоих.
Невдомёк нам, что это дремоты проделки,
и твердим в упоении "ихь либе дих".

Так я с пользой ночные часы коротаю.
Языками любви овладел без забот.
Пусть же в эти часы я быль в небыль вплетаю,
за одно совершенствуясь как полиглот.

Бабье лето, как матрона –
Золотая с синью шаль.
А ко мне не благосклонна –
Спутницей печаль.

Лишь одна судьба на свете
Ведает ответ:
Почему при бабьем лете
Рядом бабы нет.

Застывает поздний вечер
Ртутью на нуле.
Натоплю до жару печку,
Чтоб поспать в тепле.

Печь дымит. Берез поленья
Корчатся в крови.
Вижу рядом Вашу тень я –
Пусто. Се ля ви.

За ночь хату выметает
Холода метла,
И мне очень не хватает
Вашего тепла.

Будит утро ярким солнцем,
Блеском сосен лап.
Не могу быть многоженцем,
Я единой раб.

Бабье лето глаз ласкает,
Слепит солнца свет.
Одного лишь не хватает –
Рядом милой нет.

С детства влюбчивость натуры
Не давала мне покоя.
Для кого девчонки – дуры,
Для меня – совсем другое.
Для меня они как будто
Инопланетяне.
Любопытство и либидо
Просто душу тянет.

На гулянки не ходили
И поврозь науку грызли,
Не дружили, не любили,
У меня ж о них все мысли.
Со двора не интересны
Пресные соседки.
Вот на улице соседней
Девочки-конфетки!

Днём и ночью головёнка
Только феями забита.
За девчонкою девчонку
Предлагает мне либидо.
До сих пор живу под игом
Этой сладкой страсти.
Не избавиться до смерти
От всесильной власти.

Времени драконовость
искажает лица,
только бродит молодость,
не угомонится.

В сердце скачут чёртики,
бес в ребре резвится.
Будто бы на шортики,
взгляд на ягодИцы.

И опять, как в юности,
по ночам не спится.
Будоражит лунный стих
и дождя водица.

Последний раз мы встретились в июле.
Был душный вечер. Солнечные блики
калейдоскоп устроили на тюле
и на поблекшей яркости гвоздики.

А за окном нещадно пышет лето.
На рюмке след оставила помада.
Ты смачивала губы в амаретто,
а я дышал коньячным ароматом.

Прощальный вечер, скромный и лиричный.
Огонь исчез из глаз твоих остылых,
и на постель мы смотрим безразлично,
но разбежаться просто так не в силах.

Последний вечер льётся кантиленой -
без лишних слов, без "хлопанья дверями".
И только повторяется рефреном:
- Остыло всё. Останемся друзьями.

Вот жизнь пошла – за стрессом стрессы!
Во вне – бардак, внутри – бедлам.
Француз знакомый из Одессы
Давал совет: - сherchez la femme.

Давай, давай! – конца не вижу.
Народ на базе, болен зам.
В натужном звоне нервов слышу:
- Раз мочи нет, сherchez la femme.

В Египте хлопнули Садата
И в Польше все трещит по швам.
Залезть бы в глушь, чтоб с краю хата!
Гасите свет, сherchez la femme.

Совет хорош – рвануть бы к милым!
Блаженство! Но куда уж нам
В калашный ряд с суконным рылом.
И есть ли прок в сherchez la femme?

Но будь мужик страшней гориллы,
Черт с Квазимодой пополам,
Влекут неведомые силы
Его туда ж – сherchez la femme.

И всяк находит утешенье
В объятьях нежных, хитрых дам.
Вслед за победой – пораженье
И снова в бой – сherchez la femme!

Иду по тротуару, вдруг
как будто сердце прострелило.
Полно народищу вокруг.
Откуда же такая сила,

когда секундный глаз контакт
приводит в оторопь, смятенье?
Взгляд отведён, но был он - факт,
его я ощущаю жженье.

Как по касательной скользнул
тот взгляд, уклончивый и быстрый.
Воображения разгул
иль был тот самый в сердце выстрел?

И долго я смотрел ей вслед,
томясь от мыслей небывалых.
Остался памятным дуплет
из встречных глаз лучисто-карих.

Мне опять решать шарады
и разгадывать кроссворды,
расшифровывая взгляды,
подбирая коды.
Вариантов мириады,
сотни степеней свободы,
перехватывая взгляды,
видеть всюду антиподы.

(До чего же, блин, задело -
на двустишиях заело!)

На меня взглянула косо,
а теперь, как сквозь стекло.
Я тебе, что пень берёзы,
а другим ты - ого-го!
Прям, алеешь, будто роза.
Ну а я тебе - фуфло.

Так не может продолжаться,
я поэт, а не упырь.
Можешь сладко улыбаться,
если рядом этот хмырь.
Эдак скоро может статься,
с горя сгину в монастырь.

Мне противно рифмоваться.
Знать, в поклонах спину гнуть.
А за -аться, -аться,-аться
Ты меня не обессудь.

Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское
В. Маяковский



День миновал. Был он нуден и тяжек.
Ночь бы скорей, чтобы мне утонуть
Между твоих восхитительных ляжек
И целовать в упоении грудь.

Большего нет и не может быть счастья,
Чем, наслаждаясь потоком любви,
Так до утра пребывать в сладострастии
С просьбой к будильнику: ты не звени!

Пусть не кончается звёздная ночка.
В ней бы всю жизнь провести в забытьи.
Чёртов звонок! Им поставлена точка
Сладостным снам и мгновеньям любви.